Терехов Виктор Никитович – испытатель двигателей Ярославского моторного завода производственного объединения «Автодизель» Министерства автомобильной промышленности СССР.

Родился 15 октября 1938 года в деревне Жуковщино Демидовского района Смоленской области в семье крестьянина. Русский.

Окончил в 1957 году среднюю школу в поселке Пржевальском и был призван в Военно-Морской Флот. Служил на подводной лодке. В 1961 году вступил в КПСС. После увольнения в 1962 году по комсомольской путевке уехал в Ростовскую область. Работал горнорабочим очистного забоя шахты «Углерод».

С 1965 года – испытатель двигателей ярославского моторного завода производственного объединения «Автодизель».

Давал путевку в жизнь дизельным моторам, которые шли на такие грузовые автомобили как КрАЗ и МАЗ. Активный рационализатор и изобретатель.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1983 года за большие производственные успехи и в связи с выпуском 250-тысячного трактора «Кировец» Терехову Виктору Никитовичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

Избирался членом Ярославского обкома КПСС, трижды – депутатом Ярославского городского Совета народных депутатов, членом ЦК отраслевого профсоюза.

Жил в городе Ярославль. Умер 26 мая 2000 года.

Лауреат Государственной премии СССР (1976).

Награждён орденами Ленина (16.05.1983), Октябрьской Революции (17.05.1977), Трудового Красного Знамени (05.03.1974), медалями, знаками «Ударник IX пятилетки», «Ударник X пятилетки», «Ударник XI пятилетки».

С ПОЗИЦИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫХ

Среди поздравлений на официальных бланках, открытках и простых тетрадных листочках хранится у Терехова коротенький текст, не претендующий, видимо, ни на ответ, ни на широкую огласку: «Дорогой Виктор Никитович! Поздравляю со званием Героя. Желаю новых творческих успехов на благо нашей Родины.

Учитель Быченков Иван Миронович».

За этими лаконичными словами, лишенными обычного в таких случаях, и в общем-то оправданного, пафоса, мне открылись истинные отношения учителя и ученика. Отношения, о которых мы говорим и читаем, но которые порой не доходят до сознания вот так просто и ясно, как раскрылись в этой короткой весточке, направленной старым учителем из Смоленской области в Ярославль, где бросил якорь смоленский парень, его ученик Виктор Терехов.

Что в этих строчках? Что за ними?.. Радость человека, убедившегося, что его труд, труд его коллег не пропал даром. Что небольшой коллектив сельской школы на Смоленщине воспитал настоящего Человека. Человека с большой буквы.

Терехов, как мне подумалось, рассказывает о поздравлении Ивана Мироновича с какой-то особой внутренней интонацией. В ней угадывается и благодарность прочно стоящего на земле многоопытного мужчины за то, что он получил в свое время от школы, от учителей. И то невысказанное объяснение с ними, которое можно было бы выразить простыми словами: «Ваши надежды Терехов оправдал».

Он, как бы отвечая на это предположение, сказал совершенно для меня неожиданное:

— В общем-то не оправдал я надежд моих учителей. Все они и мои школьные товарищи тоже другую судьбу мне прочили. Были у меня способности к физике и математике. «Ты,—говорили мне в шутку,—того и гляди, Лобачевского заменишь». Учитель математики Василий Сергеевич Лисичкин, и вправду, меня в пример другим ставил. Отстающим по физике и (математике я всегда с охотой помогал. И [Василий Сергеевич сильно, видно, рассчитывал, что я сменой ему стану. В школу вернулся он с фронта без правой руки и для нас был непререкаемым авторитетом. Фронтовик—одно слово...

Может быть, и Иван Миронович Быченков мне математическую карьеру прочил. А я вот не по той дороге пошел. Лобачевского из меня, конечно, никогда бы не получилось. Но вот надежды учителя не оправдал. Испытателем двигателей стал. Терехов ненадолго задумался и, как показалось, погрустнел. А потом с каким-то совсем мальчишеским задором, будто привычно отвечая на свои давнишние мысли, подвел черту сомнениям: — Да ведь и тут математика с физикой нужны!..

А мне подумалось о другом. О том, что он оправдал надежды своих учителей в главном: в чувстве высокого гражданского долга, которое отличает сильную личность. Он из этой породы. Из породы крепких людей, четко знающих, на каком рубеже их настоящее место. О себе он однажды сказал:

— Треть своей сознательной жизни я проработал в ночные смены. Ночные вахты на подводной лодке, когда служил в военно-морском флоте, ночные смены в угольной шахте, когда работал горнорабочим очистного забоя. Все это до 1965 года. А с 1965-го—здесь, в Ярославле. На испытательной станции двигателей ярославского производственного объединения «Автодизель».

Где проще, где сложнее—по таким критериям Терехов службу не меряет. Каждый из этих трех основных отрезков его жизни накрепко остался в памяти. А раз так, значит, каждый дорог чем-то особым. И я не прерываю. Слушаю об отношении человека к жизни, к своему долгу.

— ...Мины, понимаешь, еще с той войны плавали. Сколько мы их порасстреляли. Торпедист у нас был Николай Тропин. Ему только цель укажи. Он ее враз накроет. Лихой был парень. Да ему и сейчас лет 49, не больше. Так что в случае чего еще может тряхнуть стариной.—И лукаво улыбается. А потом серьезно, с гордостью за свою принадлежность к флоту:—Морячки за себя постоять сумеют. А Тропин сейчас где-то механиком работает.

Сидит передо мной человек и спокойно, по-деловому рассказывает о службе на флоте. Вспоминает о гитлеровских минах, которые встречались в стороне от караванных морских дорог и которые расстреливал лихой парень Николай Тропин. Терехов гордится дружбой с ним. Может быть, даже не дружбой, а тем, что служил именно с ним, о котором есть что собеседнику рассказать.

— ...Вначале у меня страх перед миной был,—продолжает Виктор Никитович.— А потом осталась осторожность. Иногда, после того, как подорвешь мину, подумаешь: "А что если бы этот шар на фарватер вынесло? Сколько бед он наделать бы мог! Ведь не только торговые, а и пассажирские суда теми путями ходят...

Терехов размял беломорину, стряхнул крошки табака в пепельницу и заключил:

— Ну, хватит о том. Тут ведь такое дело случилось. Попал я как-то в Ярославль. Так, проездом на пару дней задержался. Ну, и, конечное дело, познакомился с Ниной Александровной. Потом, где бы ни был, только в два адреса письма слал—к себе на Смоленщину и ей в Ярославль.

После флота я на шахту в Ростовскую область подался. Уголек добывал. Судьба что ли такая? На флоте последнее время на подводной лодке служил, все под водой, да под водой. Демобилизовался—и снова на поверхности не задержался: под землю потянуло.

А было так. Перед демобилизацией объявили, что шахтерам помощь нужна. А мы, моряки, легких путей, как говорится, не ищем. Вот и подались в горняки. А тут еще дружок с тех мест со мной служил. С ним и махнули... Ну, учеба, конечно, техника там всякая и все такое. Горняцкий коллектив, между прочим, мне хорошую школу дал. Он под стать флотскому экипажу и в товариществе, и в том, чтобы помочь, кому нужно. В общем в беде не оставят...

Тут Виктор Никитович и подошел, на мой взгляд, к очень важной теме: как адаптироваться молодому человеку в рабочем коллективе. К концу службы в армии кто не задумывался о том, куда пойти после демобилизации. Конечно, домой прежде всего тянет. Как-никак там и родственники, и знакомые, да и сам уклад жизни, с детства привычный. И будь то предприятие или колхоз—они рядом, дома. Там работают знакомые парни, раньше тебя окончившие школу и армейскую службу. И точно известно, что тебя на этом предприятии, или стройке, или в колхозе ждут. Там нужны твои руки, твой труд. Там нужен ты, нужны еще такие же, как ты! И вроде бы не очень здорово не оправдать этих надежд. Но вот тебе говорят, что в шахтах ты сейчас нужнее. Начинается борьба с самим собой, когда помимо твоей воли проверяется истинность твоих убеждений и ты начинаешь взвешивать на чутких весах собственной совести уровень гражданственности, тот ее потенциал, который находится между полюсами противоположных понятий «надо» и «хочу».

Он хотел на Смоленщину, а поехал туда, куда было надо обществу. И был принят горняками и прошел там школу взаимовыручки, когда каждый может рассчитывать, что, случись тяжело, рядом окажется надежное плечо друга. А письма все так же в два адреса слал. И, видимо, ярославский адресат все больше верх брал. Проработав три года в шахте, он решился отправиться в Ярославль, где его ждали. И тут вновь проявился характер. Он не мог не стать на передовом рубеже. Он должен был утвердиться сам и позаботиться о том, чтобы каждый член его семьи фамилию Тереховых мог носить с гордостью.

Из всех возможных дел он выбрал высококвалифицированную профессию, овладеть которой сложно на «Автодизеле». В принципе с двигателями В. Н. Терехов был знаком давно. Еще на подлодке приходилось иметь с ними дело. Но здесь, в Ярославле, задача стояла иная. Он должен был научиться безошибочно давать путевку в жизнь дизелям, которые идут на «КрАЗы», «МАЗы»— мощные, хорошо зарекомендовавшие себя машины. И не в последнюю очередь именно благодаря двигателям, моторесурс которых постоянно увеличивается, а надежность возрастает. Появились и новые потребители у ярославского «Автодизеля» —ленинградские тракторостроители, выпускающие один из мощнейших колесных тракторов «Кировец». Вот для семейства подобных гигантов предстояло выпускать в свет выверенные на испытательных стендах моторы. Когда Терехов пришел в цех, его, повидавшего всякое, буквально ошеломило специфически организованное производство, к которому следовало привыкнуть. На испытательной станции в течение ограниченного времени «холодной» и «горячей» обкатки моторист должен изучить и оценить качество готового двигателя, провести необходимые регулировочные работы и дать путевку в жизнь— подписать контрольную карту, разрешающую выпуск продукции потребителю. Все эти карты хранятся в ОТК, чтобы в случае чего знать, с кого спросить за халатность, за брак.

Я спросил Виктора Никитовича: сколько же среди них карт с его подписью. Он задумался и, прокрутив в памяти какие-то комбинации цифр, ответил: — Около 18 тысяч... Не так уж и много. Мне думается, это как считать...

...Терехов заступал в ночную смену. Она начинается в 23 часа. Пришел пораньше. Разузнал последние производственные новости, постоял не без интереса у стенда показателей социалистического соревнования, переоделся и направился к стендам № 22 и № 23. Здесь его рабочие места, здесь ему предстоит принять своеобразную эстафету от вечерней смены.

Познать характер двигателя, разобраться вместе с товарищами во всех значениях рабочих параметров—это одно из условий высокого качества работы испытателя. Этому учили Терехова мастера производственного обучения, когда он только поступил на «Автодизель». Этому правилу Виктор Никитович следует все годы кропотливого труда у испытательных стендов. Вместе с ним в сквозной бригаде, работающей круглые сутки, трудятся Юрий Бучин и Вячеслав Лебедев. Все они испытатели по призванию. Других здесь просто не бывает. Идет рабочая смена. Квалифицированные испытатели на своих рабочих местах—у стендов. Натренированный слух улавливает малейший «посторонний», нештатный звук.

— А в наушниках как его уловишь? Они, наушники эти, напрочь отсекают всякие звуки. Глаза видят, руки делают, а уши не слышат. Не слышат, что глаза видят, что руки делают. Вот беда! И он признается, что наушники надевает, когда все стуки прослушает. И я удивляюсь, как можно уловить «лишние стуки» испытываемого двигателя. Выходит, можно. А потом, оказывается, и ребусы возникают. Об этом Виктор Никитович рассказывает:

— Идет холодная обкатка. Все вроде чин чином, ни сучка ни задоринки. Что такое «холодная»? Это без подачи топлива в двигатель. Тут все в движение приводится от электродвигателя. Прокатаешь «на холодке»—к горячей приступаешь, т. е. с подачей топлива. И тут стук. Вот и начинаешь «колдовать»: где, почему стучит? Однажды целую смену бился. Кажется, весь двигатель перебрал. Запускаю на «холодную»—нет стука. Топливо подаю—стук. Мелькнула мысль: топливный насос барахлит. Когда он принимает рабочее положение, соответствующее «выхлопу», в этот момент подается топливо. Нет синхронности в работе топливной системы. Присмотрелся, еще и еще раз проверил. Все точно— насос. А когда причину установил, исправить—дело десятое. Важно причину установить.

Я вспоминаю все хорошее, что писалось в газетах, что говорилось водителями о ярославских дизельных двигателях и задаю вопрос:

— И все-таки нарекания на качество есть... Не ваша ли, испытателей, в том вина?

Терехов мнет новую беломорину. Улыбается.

— Нет, нашей вины быть не может. Мы сдаем двигатель с паспортными данными, отвечающими ГОСТу. Что это означает? А вот что. Наша задача обеспечить давление в масляной системе в пределах 4,7—5,7 атмосфер. Это—раз. Обеспечить, чтобы при 2100 оборотах двигатель развивал установленную мощность. Скажем, 180 лошадиных сил. Это—два! Гарантировать надежную смазку всех узлов. Это—три. Ну, и еще раза два по тридцать три: чтоб клапаны не стучали, чтоб головки блока были «затянуты» по техническим условиям. Короче, чтоб ни один узел в двигателе ниже своих возможностей не работал. Обеспечить эти требования—дело непростое. Тут нужно досконально знать, что от чего зависит. И не только по теории. Важно еще и практику учитывать, делать поправки не только на качество сборки, что в общем-то первостепенную роль играет. Но еще и на качество деталей, материала. А тут недостаток не сразу проявится. Тут время нужно. И проявляется он чаще всего уже в период эксплуатации. Вот тогда, случается, и ругают нас, автодизельцев.

— Но ведь карту испытаний Терехов подписал. — Я за свои замеры отвечать всегда готов. А вот кто ответит за качество, скажем, текстолитовой прокладки, которую устанавливает Ярославский завод дизельной аппаратуры? Нашего же министерства завод. Подведет такая прокладка, утратит свои качества раньше срока—считай, того дизеля, за который я подпись ставил, уже не существует. А еще водяные насосы. Из Тутаева (тоже, кстати, в Ярославской области город этот) они к нам поступают. С ними тоже нередко неполадки бывают. Смотришь на него и думаешь: выдержит ли он гарантийный срок, который двигателю дается, или не выдержит? На стенде он себя вроде бы хорошо вел. А как в эксплуатации покажет? Я считаю, что со смежниками надо более активную работу вести. И прежде всего нам самим— рабочим, коллективу. К этому нас и новый Закон о трудовых коллективах обязывает.

Терехов понимает ответственность перед потребителями продукции однозначно: выпустить с завода дизель, чтобы водитель хлопот не знал. И, надо отдать должное, рекламаций на его двигатели из автохозяйств не поступает. А ставят «его» дизели на лесовозы, работающие и в районах Севера, и на машины, которые не редкость встретить в жарких и влажных тропиках.

— Но вы вот что—напишите о всех нас. Ведь о каждом из нас можно написать книгу. Такие ребята. Самоотверженные, можно сказать. Из наших испытателей, к слову сказать, целый флотский экипаж создать можно. Вот назову только нескольких хотя бы. Например, Сергей Шаронов, Виктор Борисов, Юрий Купецков, Дмитрий Соколов. Все они в разное время на флоте служили. Разными дорогами в Ярославль шли, а в одном коллективе оказались—на испытательной станции «Автодизеля». А как тут не сказать о Саше Хаванове. Он четырнадцать лет у стенда моторы выслушивает. Или взять Кузнецова Алексея. Это же моторостроитель высочайшего класса. Хоть и лет-то ему не богато. Но уже делегатом на XVII съезд профсоюзов избирали. Наш профессиональный союз представлял...

Я вижу, что на памяти у Терехова все новые и новые имена его товарищей, которых он по праву считает достойными высоких слов. И в этом желании не пропустить кого-то ярко проступает подкупающая черта справедливости в оценке труда тех, кто вместе с ним делит нелегкую ношу испытателей.

Я еще не знал всех общественных обязанностей Виктора Никитовича Терехова, но чувствовал, что коллектив платит ему тем же уважением. И не ошибся. Испытатели избрали его своим профоргом и членом профкома объединения. Теперь еще более понятным стал тот интерес, с которым изучал Терехов перед сменой «Экран социалистического соревнования».

У дизелестроителей сейчас особые задачи—создать более экономичные и надежные двигатели. Эти задачи вытекают из решений партии по экономии топливных ресурсов, и в частности дизельного топлива.

Конструкторы решают эти новые задачи не только в конструкторских бюро. Они частые гости испытательной станции. Здесь особенно ощутимо проявляются сильные и слабые стороны выпускаемых двигателей, их потенциальные возможности: при меньших расходах топлива развивать большую мощность и выполнять больший объем работы.

Регулировка двигателей на рациональный расход топлива—дело испытателя. Есть жесткие требования, и он, Терехов, все его товарищи обязаны в эти требования уложиться, а еще лучше—их превзойти. У Терехова это получается. И уже в процессе «горячей» обкатки экономится дизельное топливо, положенное на проведение испытаний. Это означает— будет двигатель экономить его и в процессе эксплуатации.

Тут Виктор Никитович делает оговорку:

— Если, конечно, водитель и механик в автохозяйстве ухаживать за ним будут, как положено. А то иной раз видишь— идет машина с нашим дизелем. А из выхлопной трубы такой дым коромыслом, такая сажа валит, что у меня аж сердце обрывается. И думаешь: как же у водителя за свое профессиональное мастерство душа не болит? Доведись мне—за баранку такой машины ни в жизнь не сел бы. Заставил бы механиков провести все регулировочные работы. Сам бы в конце концов рукава засучил. Ведь двигатель—организм живой. Уж коль его запустили—он постоянно в движении. И срабатываются отдельные узлы и детали, разрегулируются. За ними уход постоянный нужен. Будь моя воля, я бы останавливал машины с плохо работающим двигателем, а всю неустойку за невыполненную работу на службу механика автохозяйства относил. Если хотите, своего рода хозрасчет ввел. Ведь у нас на стендах ни копоти, ни дыма от двигателя не увидишь. Если бы они так работали, мы бы и в противогазах, пожалуй, смены не выстояли. Значит, можно отрегулировать? Можно. Ответственность должна быть. И контроль в процессе эксплуатации. Со стороны ГАИ прежде всего. Раз двигатель дымит, значит, он не исправен. А с неисправным двигателем машину эксплуатировать нельзя. Вот и получается, что инспектора ГАИ в данном случае попустительствуют людям безответственным.

Я рассуждения Терехова не прерываю. В них, зримо проступают черты в характере человека, по-государственному понимающему служебный долг.

Он не снимает, разумеется, доли и своей ответственности за эксплуатационные качества двигателя. Рассказывает, какие «бои» ведут испытатели со сборщиками, когда обнаруживается брак, когда не затянуты на должное усилие головки блока и другие соединения.

Испытатель такую продукцию со стенда выпустить не имеет права. Вот и приходится доделывать то, что плохо сделали на финишной операции—в сборочном. Взаимная требовательность. Ее воспитывает Терехов в себе. И в своих товарищах. Воспитывает своим примером—это прежде всего. Щедро делится производственным опытом, которого у него хватает на всех учеников. В 1981 году ему было присвоено почетное звание «Лучший по профессии». Смысл этой формулы рабочему человеку объяснять не надо. Многие борются за право заслужить столь высокую и почетную аттестацию, в которой выражено все: и профессиональное мастерство, и уважение коллектива, и то, как щедро даришь свой опыт людям. Терехов заслужил это право только в 1981 году—спустя пятнадцать лет после поступления на завод, славу которому создавали многие поколения замечательных моторостроителей. Пятнадцать лет—срок немалый. И это лишний раз указывает на то, сколь жестки требования к уровню мастерства «Лучшего по профессии». Сколь высоко мастерство всех тех, кто в соревновании оспаривает право носить это звание. Оно—не только факт признания производственных успехов. В нем еще и оценка личных качеств рабочего. Не может называться «Лучшим по профессии» человек, не живущий интересами коллектива, безразлично относящийся к успехам и неудачам товарищей.

И я уже не удивился, когда узнал, что на съезде отраслевого профсоюза Терехова избрали членом его Центрального Комитета. Числиться в активе и не работать активно—не в характере Виктора Никитовича. И он избрал наиболее оптимальную форму участия в работе руководящего органа отраслевого профсоюза. Передача передового опыта высокопроизводительного труда—вот главная линия, основное общественное и служебное поручение, которое он выполняет добросовестно.

Я интересовался: как успевает все сделать? Ведь у него в сутках, как и у всех, 24 часа. Но, не как у всех, делятся они на «будни и праздники». У Терехова ведь трехсменный режим работы.

— Вот потому и успеваю, что сменный... На пустяки-то времени брать неоткуда. Я уже не знаю, считает ли «пустяком» Виктор Никитович возню подростков со старым навесным двигателем от моторной лодки или нет, а только в течение всего нашего разговора прислушивался к его безнадежному тарахтенью. Видно, никак не заводился он у юных умельцев. Уловив, что я заметил его интерес, коротко пояснил: сын вот откуда-то со свалки старый движок притащил, а теперь с товарищами пытается восстановить. Уже помалу тарахтеть начал. Слышите? Похоже, запустят... Андрей восемь классов закончил. И как тут объяснить, каким чувством «зацепился» он за двигатели. В его, пусть еще неофициальном, послужном списке уже есть первая заявка: собранный из различных частей, в большинстве—из восстановленных, мотоцикл «Ява». Раз на мотоцикле есть номер ГАИ, значит, машина соответствует требованиям безопасности и надежности в эксплуатации. Машина, собранная собственными руками.

Пример отца? Профессия отца? Что двигает мальчишескую энергию? И он уже не один. Вокруг него единомышленники, поставившие цель: запустить выброшенный кем-то двигатель моторной лодки. Виктор Никитович рассказывает:

— Они его притащили откуда-то. И, честно говоря, я бы ни за что за него не взялся. Потом смотрю—весь до винтика разобрали, что-то вытачивали, высверливали... В общем двигатель в ручном исполнении получается. И вот, слышите? Тарахтеть начал. Похоже, запустят... И была в этих словах отца гордость за сына, за его товарищей, которым, как ему самому, время на пустяки брать неоткуда.

Мы вышли с ним из дома. Прошли садом и вышли на соседнюю улицу. Этот путь короче к автобусной остановке.

— Вот автобусы на дизели тоже переводить надо. Да и для легковых машин пора надежный дизелек создать. Сколько бы топлива, живой нефти сберегал бы автотранспорт! Не подсчитывали? На четверть расход горючего уменьшается, как только дизель поставишь взамен бензинового двигателя. Вот так! Отсюда и экономия в этом деле определенная вырисовывается. И он продолжал развивать свою мысль:

— Ведь с ростом парка дизельных двигателей возрастет потребность в дизельном топливе. Значит, нефтехимикам свои планы с нашими надо попрочнее увязывать. Чтобы с перспективой и тем и другим работалось... Об этом всем нам думать сообща надо. Каков же круг его интересов?

Я начал прикидывать. И получалось, что в орбите его интересов и стенды с испытываемыми дизелями, и качество комплектующих узлов и деталей, и успехи товарищей, и техническое, полное самостоятельного поиска творчество сына и его друзей. И вот под конец встречи—проблемы развития дизелестроения и нефтепереработки в их неразрывном комплексе.

Эти интересы—не взгляд со стороны. Терехов не только чувствует их значимость. Он делает все от него зависящее, чтобы воплотить в практические дела задачи, вытекающие из курса партии на повышение эффективности производства, ускорение темпов его интенсификации. Эти задачи Виктор Никитович Терехов решает вооруженный собственным опытом, опираясь на опыт товарищей. Он не отвергает ничего из арсенала накопленных знаний, обогащая формы и методы работы своим новаторским поиском.

Опубликовано на сайте http://lyubeznyj.narod.ru