Чирков Борис Николаевич – начальник комбината №6 2-го Главного управления при Совете Министров СССР, подполковник.

Родился 27 декабря 1905 (9 января 1906) года в уездном городе Глазов Вятской губернии, ныне – Удмуртской Республики, в семье счётного работника частных фирм. Русский. В 1918 году окончил 3 класса гимназии в городе Омске. С июня по октябрь 1919 года работал в Омске «мальчиком» в Банке внешней торговли и в типографии. С октября 1919 года по май 1920 года находился на иждивении отца.

В Красной Армии с мая 1920 года в 14-летнем возрасте – вестовой в кавалерийском эскадроне в Сибири, с декабря 1920 года – сотрудник политического отдела дивизии, затем до июня 1921 года – красноармеец, секретарь военного комиссара, временно исполняющий должность военного комиссара эскадрона связи 1-й Сибирской кавалерийской дивизии. В декабре 1920 года окончил в Омске курсы Всевобуча.

С 1921 года Борис Чирков – в органах Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ВЧК), куда он был направлен по комсомольской путёвке. После упразднения 6 февраля 1922 года ВЧК служил в Объединённом государственном политическом управлении (ОГПУ): с июня 1922 года по сентябрь 1923 года – начальник розыска Особого отдела Западно-Сибирского военного округа; с сентября 1923 года по сентября 1924 года – уполномоченный Особого отдела 29-й стрелковой дивизии; с сентября 1924 года по январь 1925 года – уполномоченный Смоленского губернского отдела ГПУ; с 1925 года по июнь 1928 года – помощник уполномоченного Смоленского губернского отдела ГПУ по Ярцевскому уезду; с июня 1928 года по 1929 год – уполномоченный Смоленского губернского отдела ГПУ по Рославльскому уезду; с 1929 года по январь 1930 года – уполномоченный Рославльского окружного отдела ГПУ; с января 1930 года по март 1931 года – помощник начальника 2-го отделения ИНФО ПП ОГПУ по Западной области; с марта 1931 года по 21 июля 1932 года – начальник 2-го отделения СПО ПП ОГПУ по Западной области; с 21 июля 1932 года по 27 апреля 1934 года – начальник Алданского оперативного сектора ГПУ; с 27 апреля 1934 года по 20 июня 1934 года – заместитель начальника Якутского областного отдела ГПУ; с 20 июня 1934 года по 10 июля 1934 года – временно исполняющий должность начальника ГПУ Якутской АССР. Член ВКП(б)/КПСС с 1926 года.

После образования 10 июля 1934 года Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) СССР, Борис Чирков продолжил службу в нём: с 15 июля 1934 года по 16 ноября 1934 года – временно исполняющий должность начальника Управления НКВД Якутской АССР; с 16 ноября 1934 года по 19 сентября 1936 года – заместитель начальника Управления НКВД Якутской АССР, 2 марта 1936 года присвоено специальное звание «старший лейтенант государственной безопасности»; с 19 сентября 1936 года по 8 февраля 1937 года – начальник Владимирского городского отдела НКВД; с 8 февраля 1937 года по 3 января 1939 года – начальник Управления НКВД Восточно-Казахстанской области Казахской ССР. 3 января 1939 года присвоено специальное звание «капитан государственной безопасности». С 3 января 1939 года по 17 декабря 1939 года – заместитель Народного комиссара внутренних дел Казахской ССР.

В период Советско-финляндской войны 1939–1940 годов, с 17 декабря 1939 года по апрель 1940 года, – начальник Управления Темниковского лагеря НКВД для военнопленных.

В предвоенные годы и после начала Великой Отечественной войны, с 16 апреля 1940 года по 6 июля 1942 года, – начальник Управления Джезказганского исправительно-трудового лагеря (ИТЛ) и Джезказганского медеплавильного и горного комбината НКВД (Казахская ССР); с 6 июля 1942 года по 3 января 1943 года – начальник Управления Тырныаузского ИТЛ и горно-медного комбината НКВД (Кабардино-Балкарская АССР), дававшего стране вольфрам и молибден.

После отхода войск Красной Армии из Баксанского ущелья, где находился комбинат, Б.Н. Чирков наконец, после неоднократных рапортов, с января 1943 года, добился направления на фронт.

В рядах Красной Армии с января 1943 года. С января 1943 года по январь 1945 года гвардии подполковник Чирков Б. Н. сражался в рядах 10-й гвардейской воздушно-десантной Криворожской Краснознамённой ордена Суворова 2-й степени дивизии. Командовал батальоном, а затем занимал пост заместителя командира дивизии по тылу. Он прошёл с боями в рядах войск Северо-Западного и 3-го Украинского фронтов от берегов реки Ловать до берегов Дуная, освобождая Украину, Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию.

В январе 1945 года решением Государственного Комитета Обороны Б. Н. Чирков отозван с фронта, возвращён в НКВД СССР и назначен начальником строящегося комбината №6 НКВД СССР – горно-металлургического комбината в Таджикской ССР (город Ленинабад, ныне – Худжанд). Это был первенец атомной промышленности (ныне – Государственное предприятие «Восточный комбинат редких металлов»).

С февраля 1945 года по 2 августа 1946 года – начальник Управления производства работ (УПР) ИТЛ комбината №6 НКВД/МВД; с августа 1946 года по 9 сентября 1946 года – начальник строительства №883 и ИТЛ МВД; с сентября 1946 года по октябрь 1953 года – начальник комбината №6 (2-е Главное управление при Совете Министров СССР). Выполнил большой объём работы по организации добычи руды и созданию уранового производства на комбинате. Начав работу «с колышка» в поле, в 1948 году комбинат выдал 66 тонн уранового концентрата.

29 августа 1949 года в СССР был осуществлён взрыв первой атомной бомбы, как ответ на угрозы США, обладавших к тому времени ядерным оружием, которое они уже неоднократно испытали, взорвав 16 июля 1945 года плутониевую бомбу, а затем применили это смертоносное оружие в конце 2-й Мировой войны, сбросив на японские города: Хиросиму 6 августа 1945 года урановую бомбу и на Нагасаки 9 августа 1945 года плутониевую бомбу. Теперь весь мир узнал, что и Советский Союз обладает этим серьёзным оружием сдерживания агрессоров.

Указом Президиума Верховного Совета СССР («закрытым») от 29 октября 1949 года за исключительные заслуги перед государством при выполнении специального задания Чиркову Борису Николаевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

Среди награждённых этим указом были учёные-атомщики: Н. А. Доллежаль, Я. Б. Зельдович, И. В. Курчатов, Ю. Б. Харитон, К. И. Щёлкин, ставшие впоследствии дважды и трижды Героями Социалистического Труда.

В 1953 году после тяжелого инфаркта Б. Н. Чирков переведён начальником предприятия «почтовый ящик 28» – горно-металлургического комбината Министерства среднего машиностроения (Восточный горно-обогатительный комбинат) в город Жёлтые Воды Днепропетровской области Украинской ССР (ныне – Украины).

С 1957 года Б.Н. Чирков – на пенсии. В том же 1957 году он был исключён из КПСС за участие в массовых репрессиях конца 1930-х – начала 1940-х годов, в период работы на руководящих постах в органах НКВД СССР.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1959 года «за нарушения в прошлом социалистической законности» Чирков Борис Николаевич лишён звания Героя Социалистического Труда и всех наград.

Жил в Москве. Скончался 29 ноября 1978 года. Похоронен в Москве на Химкинском кладбище.

Подполковник (11.02.1943).

Был награждён 2 орденами Ленина (10.12.1945; 29.10.1949), орденом Красного Знамени (12.05.1945), 2 орденами Отечественной войны 2-й степени (01.04.1944; 09.06.1944), орденами Трудового Красного Знамени (04.01.1954), Красной Звезды (19.12.1937), медалями, знаком «Почётный работник ВЧК-ГПУ (XV)» (20.12.1933).

После себя Б. Н. Чирков оставил книгу воспоминаний, многие годы хранившуюся в его семье «за семью печатями». Эта уникальная книга, содержащая многие ранее неизвестные свидетельства очевидца крупнейших событий эпохи, частично опубликована в 2000-х годах.

Б.Н. ЧИРКОВ: «ЭТИ СЛОВА ПОМОГЛИ МНЕ»

«Я благодарен судьбе за дарованное мне счастье встретиться с одним из величайших людей мировой истории - Иосифом Виссарионовичем Сталиным.

В январе 1945 г. по решению ГКО я был отозван с фронта. По приезде в Москву у меня состоялся разговор с Авраамием Павловичем Завенягиным, с которым я был в добрых отношениях ещё с довоенных лет. Авраамий Павлович, один из руководителей создаваемой в то время атомной промышленности, сказал, что меня назначают начальником комбината в Средней Азии, что это головное предприятие в отрасли, так сказать, первенец атомной промышленности, правда... который ещё предстоит построить. Он также сказал, что меня примет Берия и, возможно, товарищ Сталин.

Назавтра я был у Берия, и, так как я бывал у него не раз до войны, меня поразило, что он совершенно не изменился, только, пожалуй, в нём чувствовалось значительно больше уверенности в себе...

Он выслушал мои соображения, которые мы разработали с Завенягиным, сказал, что люди будут выделены незамедлительно - техническое снабжение будет преимущественным и бесперебойным - и добавил, чтобы я никуда вечером не отлучался: «За Вами приедет машина - поедем в Кремль».

Но в Кремль мы поехали с Завенягиным. Он заехал за мной часов в 11 вечера и, видя моё волнение, посоветовал: «Борис, сосредоточься на вопросах, которые мы обсуждали, - т. Сталин будет интересоваться, как оптимально добиться результата».

В приёмной Завенягин познакомил меня с Игорем Васильевичем Курчатовым. Протягивая руку, Игорь Васильевич сказал: «Борис Николаевич, дашь концентрат, и мы на коне, - дружески взял за плечо и добавил, - фронтовик подвести не может». Я молчал, и он понимающе улыбнулся: «В первый раз?» - я кивнул.

Как мы вошли в кабинет, и каков он, я начисто забыл, а вот т. Сталина и всё, что он говорил, помню, будто это было вчера...

...Когда мы вошли, т. Сталин что-то читал, с синим карандашом в руке, но сразу же встал, положил карандаш и пошёл навстречу. Он каждому пожал руку и пригласил садиться. Я близко видел его второй раз (первый был лет 10 назад, когда я присутствовал на банкете чекистов) и у меня сжалось сердце - т. Сталин выглядел крайне утомлённым, причём это была, как мне показалось, не временная усталость, а продолжительно накапливающийся недуг.

Его волосы, усы и лицо имели землистый оттенок, только глаза были наполнены такой энергией и волей, что когда они останавливались на мне, я ощущал как бы разряд электрического тока.

В ту пору мне было 38 лет, из них 24 (с 14-летнего возраста) напряжённейшей борьбы за советскую власть - Гражданская война, ВЧК, строительство Джезказганского комбината, фронт... Я многое повидал изнутри. Самоотверженность, энтузиазм, беспредельная вера в дело партии Ленина - Сталина, с одной стороны, и злобу, предательство, подлость - с другой. Можно сказать, я научился контролировать свои мысли и порывы...

Но тогда мои глаза по-мальчишески выражали столько сострадания и восторга (это потом отметил Авраамий Павлович), что т. Сталин, видимо, почувствовал и мягко, я подчеркиваю - мягко, спросил меня:

- Это вы, т. Чирков, взорвали Тырны-Ауз?

- Я, т. Сталин.

- А затем всем составом комбината перешли Кавказский хребет?

- Да, т. Сталин. - Мне казалось невероятным, что такой эпизод, вообще-то для меня очень примечательный, даже с какой-то долей героики, но столь незначительный для его масштабов, знает т. Сталин.

...Это было в 1942 г. Меня несколько месяцев назад назначили начальником Тырны-Аузского комбината под Нальчиком, дающего фронту так необходимые вольфрам и молибден.

Немцы рвались через Северный Кавказ к бакинской нефти. Положение было угрожающее - противник запер Баксанское ущелье, в котором находилось предприятие, мы оказались в тылу вражеских позиций.

Командование, обороняющее рубеж, приняло решение взорвать комбинат. Осуществление этого взрыва было поручено мне. С подрывниками и главным инженером мы так заложили заряды, что, зная схему и объём подрыва, можно было быстро восстановить объект. Вместе с тем характер разрушений создавал видимость бесполезности восстановительных работ. Подробная схема подрыва и легенда к ней была передана мной в Наркомат (когда немцев вышвырнули с Кавказа, комбинат был восстановлен в считанные недели).

После взрыва весь личный состав комбината с детьми и пожилыми людьми, молибденом и вольфрамом в рюкзаках совершил переход через Кавказский хребет...

Надо сказать, это был один из тех многочисленных» подвигов советского человека, о которых было мало кому известно...

Но т. Сталин о нём знал!

- Нет предела возможностям русского народа, советского народа, поверившего в правоту партии. - Сколько теплоты и гордости слышалось в этих словах вождя. - Вы давно с фронта, где были?

- Сегодня ровно две недели, т. Сталин, а дошёл я от Северо-Западного фронта до Балатона.

- Какое настроение у солдат, как люди относятся к загранице, к населению?

Я видел, что т. Сталин с интересом выслушивает мои ответы, и постепенно успокоился. Мне кажется, т. Сталин этого и добивался. Я на всю жизнь запомнил его уважительность, даже бережность ко мне, одному из многих тысяч прошедших через его внимание.

Он закурил папиросу из тёмной пачки (потом я узнал, что он курил «Герцеговину Флор»).

Прохаживаясь по кабинету, он говорил:

- Американцы рассчитывают, что мы будем иметь атомную бомбу лет через 15, а то и позже, и строят на этом свою стратегию. У них этих бомб сейчас одна-две, но когда они вооружат ими свои ВВС, то попытаются диктовать нам свои условия. На это у них уйдёт лет 5. Вот к этому сроку, т.е. к началу 50-го года, мы должны иметь свою атомную бомбу. Товарищ Курчатов заверил Политбюро, что при наличии металла этот срок реален. Для учёных, инженеров и рабочих и для вас, т. Чирков, эта задача по напряжению и ответственности равна усилиям военного времени.

Сталин говорил ровно, спокойно, и за этой размеренностью чувствовались капитально выверенные расчёты. Позже я узнал, что т. Сталин собирал видных учёных, инженеров, выслушивал сотни мнений.

Вам, т. Чирков, будет оказано любое содействие, будут предоставлены большие полномочия. Ваше предприятие ни в чём не будет ощущать недостатка.

Он помолчал, положил папиросу в пепельницу.

- Дополнительные лишения народа при создании этого дьявольского оружия окупятся сторицей - думаю, лет на 30-40 мы будем ограждены от войн. За это время мы так разовьём свои экономику, культуру и сознание, что сумеем создать такие жизненные условия советскому труженику, которыми не обладает ни один народ развитых стран. И тогда уже мы будем иметь решающее влияние на освобождение народов мира от унижения капитала.

Я вслушивался в каждую букву, каждую интонацию, я как сейчас помню, что в меня, наверное, в моих товарищей, входила неколебимая вера, что так и будет.

При расставании т. Сталин сказал: «Будут затруднения - звоните мне».

Вот, собственно, и всё. Мы пошли к выходу, когда Авраамий Павлович вполголоса задал т. Сталину вопрос. Мы остановились.

Товарищ Сталин выслушал Завенягина, затем сказал:

- Любой руководитель, независимо коммунист он или нет, не имеет права совершать поступки, которые хотел бы скрыть от огласки. Как в служебной, так и личной жизни. Ушло время, когда мы были вынуждены мириться со «слабостями» некоторых ценных специалистов, теперь достаточно или почти достаточно компетентных кадров, и мы не будем отводить глаза от моральных уродств, дискредитирующих нашу идею.

Позже Авраамий Павлович рассказал, что это относилось к N, одному из видных фигур атомной отрасли - большому любителю амурных проказ.

В дальнейшем у N хватило воли изменить свой образ жизни. Видимо, слова т. Сталина явились именно тем толчком, который был необходим для этого вообще-то беспредельно преданного партии человека.

Но и для меня эта фраза навсегда стала мерилом большевистской зрелости и порядочности. Сколько раз эти слова помогали мне избегать сомнительных решений.

Мы вышли.

Я часто думал, нужна ли была эта встреча? Ничего в ней вроде бы не решалось. Никаких просьб и указаний высказано не было.

Я понимаю, что и без неё я отдал бы все силы порученному делу, но я и сейчас и тогда отчётливо представляю, что встреча с т. Сталиным и его напутствие вселили в меня такие силы, такую уверенность, энергию, энтузиазм, которые во многом передались многотысячному коллективу комбината.

Всем известно, что советская атомная бомба была испытана в 1949 году. И я без всякой скидки могу сказать, что это был подвиг, опять массовый подвиг советского человека - физика и рабочего, инженера и строителя, горняка и геолога, технолога и служащего.

И в этом подвиге есть доля участия коллектива, в котором я проработал с 1945 по 1953 г.

Я глубоко убеждён, что любой человек, хоть единожды встречавшийся с т. Сталиным, навсегда сохранил его неизгладимый образ. Недаром в мемуарах и воспоминаниях государственных и партийных деятелей, видных военных, конструкторов, инженеров, стахановцев города и деревни сказано о нём столько проникновенных слов.

Пожалуй, не найдёшь человека (конечно, порядочного), соприкасавшегося с ним, который не преклонялся перед его работоспособностью, личной скромностью, граничащей с аскетичностью, умением проникнуть в самую суть проблемы, перед его действенной, а не показной заботой о простом человеке, его непреклонностью в достижении намеченной цели, его непримиримостью к демагогии, кривде, землячеству, семейственности…

И для меня встреча с т. Сталиным оказалась самым волнующим событием в моей, полной острых ситуаций, жизни».

Биографию подготовил: Уфаркин Николай Васильевич (1955-2011)