Лисецкий Михаил Антонович — драгер Комсомольского горно-обогатительного комбината Северовосточного производственного золотодобывающего объединения (Северовостокзолото) Министерства цветной металлургии СССР, Чукотский автономный округ Магаданской области.

Родился 19 августа 1937 года в деревне Латыголь, центре Латыгольского сельсовета Сенненского района Белорусской ССР, ныне в составе Ульяновичского сельсовета Сенненского района Витебской области Белоруссии. Из семьи крестьян. Белорус.

В годы Великой Отечественной войны ребёнком пережил немецко-фашистскую оккупацию (1941—1944). В войну Лисецкие остались без собственного дома, который был сожжён оккупантами. С малых лет трудился в хозяйстве родителей, помогал отцу, инвалиду войны, возводить новый дом, освоил плотницкое и столярное дело. В 1952 году окончил Латыгольскую неполную среднюю школу, после чего приехал в город Ленинград (ныне Санкт-Петербург), где окончил ремесленное училище по специальности слесаря. Михаилу Лисецкому, единственному из всех выпускников 1953 года, был присвоен четвёртый разряд. В 1953—1954 годах он работал слесарем-наладчиком на Кировском заводе Министерства транспортного машиностроения СССР (ныне ОАО «Кировский завод»), стал слесарем пятого разряда.

В 1954—1956 годах трудился на строительстве Котласского целлюлозно-бумажного комбината в посёлке Коряжма (город с 1985 года) Архангельской области.

В 1956—1958 годах проходил срочную службу в Советской Армии.

После демобилизации добровольцем приехал на комсомольскую стройку в Чаунский район Чукотского национального округа Магаданской области (ныне Чукотского автономного округа). В конце 1950-х годов на севере округа начиналось освоение Ичувеем-Паляваамского золоторудного района, вводились в строй несколько рудников по разработке крупных месторождений россыпного золота в прибрежной зоне Северного Ледовитого океана. Одним из таких заполярных предприятий, куда был принят на работу Михаил Лисецкий, стал прииск, заложенный в 1959 году в долине реки Средний Ичувеем и получивший название «Комсомольский». Рядом с прииском был основан городской посёлок Комсомольский (официально упразднён в 1998 году), где проживали рабочие прииска. В дальнейшем прииск был преобразован в Комсомольский горно-обогатительный комбинат, который вошёл в состав объединения «Северовостокзолото».

По прибытии Михаил Антонович был направлен работать на драгу по намыву золота, экипаж которой состоял из 21 человека. Всего за один год он прошёл путь от матроса до старшего механика, второго по должности рабочего в бригаде. Со временем стал бригадиром, зарекомендовал себя как ответственный, инициативный и распорядительный золотодобытчик. Много внимания уделял повышению производительности труда, укреплению рабочей дисциплины, а также надлежащей организации труда и отдыха рабочих на промывочных полигонах, которые были удалены от центра комбината на десятки километров. Принимал участие во Всесоюзных соревнованиях драгеров в Амурской области, где занял второе место.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1982 года за выдающиеся производственные достижения, успешное выполнение социалистических обязательств десятой пятилетки и 1981 года по добыче золота, повышение производительности труда и проявленную при этом трудовую доблесть Лисецкому Михаилу Антоновичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

В суровых условиях Крайнего Севера продолжал ударно трудиться до выхода на заслуженный отдых, после чего переехал на постоянное место жительства в город Чита Читинской области (ныне Забайкальского края).

Умер 11 октября 2003 года.

Награждён 2 орденами Ленина (30.03.1971, 19.04.1982), а также медалями.

Рассказ «За перевалом Журавлиным…» из книги «Герои одиннадцатой пятилетки» (автор Анатолий Малый)

От Певека, маленького арктического городка, улицы которого протянулись на несколько километров вдоль берега Ледовитого океана, до посёлка Комсомольский, где живёт бригадир самой северной в стране драги Михаил Антонович Лисецкий, я ехал вместе с директором комбината Анатолием Николаевичем Прудниковым. Он возвращался из Магадана, где состоялся совет директоров. Путь до посёлка неблизкий — около ста пятидесяти километров, и я в душе надеялся, что мне удастся больше узнать о комбинате, о его людях, о Лисецком. И я не ошибся. Прудников, живой, средних лет, седеющий мужчина, оказался разговорчивым, открытым. На Комсомольском горно-обогатительном комбинате он уже двадцать лет после окончания института. Начинал рядовым инженером ещё в то время, когда и посёлок, и прииск только-только обосновывались в далёкой тундре.

К тому времени вопроса уже не стояло: быть чукотскому золоту или нет. Ещё накануне войны геологи разведали запасы для первых оловорудных предприятий. Вскоре недалеко от Певека возникли рудник «Валькумей», оловянный прииск «Красноармейский», в низовьях Амгуэмы стали строить Иультинский оловорудный комбинат.

Одновременно с оловом партии всё чаще стали обнаруживать признаки золота. Подтверждался прогноз экспедиции К. И. Богдановича о том, что драгоценный металл может скрываться на древнем водоразделе Североанюйского хребта и в горах Чаунской губы. В пятидесятые годы геологи открыли золотые россыпи в бассейне реки Раучуа. Золотой след уходил за пределы Североанюйского хребта.

Так на Ичувееме вырастает прииск «Комсомольский», на Гремучей — прииск имени XXII съезда КПСС, на южных склонах Североанюйского хребта — прииск имени Ю. А. Билибина.

— Основала наш прииск, — продолжает рассказ Прудников, — горсточка людей с прииска «Красноармейский». Летом 1957 года три бульдозера, гружёные палатками, и 12 человек под руководством непоколебимого оптимиста, талантливого руководителя Николая Сергеевича Левина прибыли в долину ручья Средний Ичувеем. Были среди них также начальник первого горного участка Анатолий Владимирович Селиванов и первый опробщик Фёдор Кузьмич Полежаев, пешком прошедший с лотком по ручьям и речушкам Бодайбо, Индигирки и Лены. Вскоре Чукотка приобрела общесоюзную известность. Только один участок, организованный в тундре, дал стране три годовых плана. Орден Ленина — первая награда в истории комбината, которую вручили Селиванову.

Зимой 1958 года в Ичувеемскую долину завезли около двух десятков передвижных домиков. Принимается решение об организации прииска, и Магаданский обком комсомола обращается к молодёжи с призывом: «На новый прииск — волевых, трудолюбивых». В конце года Чаун-Чукотка принимает первых посланцев…

Наш «газик» медленно бежал по тряской щебёночной дороге, избитой тяжёлыми машинами. Сейчас наступила осень — горячее время для Чукотки, когда сквозь льды Арктики к Певеку пробились теплоходы, которые привезли продукты, запасные части, горючее, технику, одежду, — словом, всё, что необходимо главной отрасли края — горнодобывающей промышленности.

Ярко светит солнце. Небо голубое, чистое. Старожилы говорят, что такие дни очень редко бывают, потому даже летом солнце не отогревает вечномёрзлую землю. Далеко впереди видны покрытые голубой дымкой горы, к которым мы приближаемся. Постепенно по дороге, по обеим сторонам её, расцвело огромное множество крупных ромашек. Справа — беспорядочно покосившиеся столбы телефонной линии, провода во многих местах порвались и беспомощно висели над землёй: следы частых в здешних местах ураганных ветров, именуемых на Чукотке южаками. Телефонную линию восстановить не удалось, поэтому слева, в ста метрах от шоссе, связисты ставят новые столбы.

Вскоре равнина кончилась, мы спустились в долину и остановились около первого ручья. Вода в нём чистая, каждый камешек как на ладони.

— Дай-ка, Володя, стаканчик, — обращается Прудников к водителю. Зачерпнул воды и жадно выпил. Снова зачерпнул и предложил мне. Вода, действительно, была вкусной. От неё веяло приятной горной прохладой.

Директор нагнулся к воде, зачерпнул пригоршнями, освежил смуглое лицо:

— Осталось ещё совсем немножко трястись. Скоро Журавлиный перевал и считайте, что мы дома…

— А почему Журавлиный? — спрашиваю.

— На этой сопке отдыхают журавли, когда осенью возвращаются в тёплые края…

Минуя многочисленные сопки, вершины которых, словно стражи, украшали кекуры, подъехали к подножию перевала. Он возвышался над безлюдной тундрой и казался неприступным. Только летом да осенью машины серпантинной дорогой с трудом достигали вершины, а зимой все вынуждены ездить в обход.

…Внизу расстилалась разноцветная, как ковёр, тундра. Она отцветала. Там, среди разнотравья, на болотистых низинах краснела морошка, чернели маленькие, с горошину ягоды шикши. Далеко внизу белели домики посёлка.

Сюда почти двадцать лет назад прибыл после армии Михаил Лисецкий и сразу же был определён на драгу. Парень был способный, на лету схватывал все тонкости нового дела. В течение года прошёл путь от матроса до старшего механика. Не всякому под силу так быстро освоить по существу вторую профессию. Что его выделяло среди сверстников, так это прежде всего серьёзность и самостоятельность.

— Я вот так не один год наблюдаю за теми, кто приезжает к нам с материка, — размышляет вслух Прудников. — Некоторые приезжают за длинным рублём, думают, в Заполярье государство не зря платит двойной тариф, и не выдерживают первой зимы. Тундра-то слабых не принимает. Лисецкий — личность сильная и немногословная. Не зря в бригаде говорят: «Антоныч дважды не повторяет». Сказал, что надо подготовить драгу к перестановке — все уже знают свои функции и стараются выполнить всё на совесть, всё предусмотреть. Не потому, что боятся бригадира. Нет. Просто стыдно халтурить рядом с человеком, который к делу и к людям со всей душой…

Четыре года бригада Лисецкого работает по бригадному подряду. Многие на комбинате не верили в успех начинания. Повторяли, так сказать, известный всем мотив: мы на Севере, здесь иные условия, отдалённость и при первой поломке драги подряд Лисецкого даст трещину. Может, недоброжелатели и ждали такого момента, однако минуло четыре года, а драга работает, постоянно перевыполняет планы. Улучшилась организация труда, и, следовательно, увеличилась чистое время драгирования, что способствует росту производительности труда. Для убедительности — несколько цифр: в 1982 году план по производительности труда выполнен на 109,4 процента, производственные затраты снижены на 49,1 тысячи рублей.

Посёлок Комсомольский компактно разместился на пологом распадке. В центре — около Дома культуры — обелиск из большого гранитного камня в честь первостроителей. По обеим сторонам главной улицы — двухэтажные дома, в которых живут горняки, Дом быта, школа, магазины, контора. Чуть ниже — мастерские, бочки с горючим, а на противоположном склоне — животноводческий комплекс. Недавно своими силами рабочие ГОКа построили свиноферму и коровник, а в 1983 году рекультивировали 29 гектаров земли и засеяли многолетней смесью: будут свои корма.

Рабочая столовая открыта круглосуточно: в напряжённое время промывочного сезона горняки работают в три смены по двенадцать часов.

Лисецкого в посёлке не оказалось. Он был на полигоне.

Полигон находится в сорока километрах от посёлка. Рабочих туда доставляют автобусами.

Сгущались сумерки, скоро должна наступить полярная ночь. Драга издалека почти незаметна. Её скрывали высокие холмы отработанного грунта. Только чуть-чуть выступала надстройка с развевающимся флажком. Вблизи эта плавучая фабрика золота напоминает океанский корабль, который, кажется, плывёт по земле. Такое ощущение возникало потому, что забой, в котором работала драга, прикрывал глубокий котлован, заполненный мутной водой.

На край забоя лёг длинный деревянный трап, и по нему к нам неторопливой походкой направился молодой, подтянутый, в цветастой рубашке мужчина.

— Лисецкий, — назвал он себя и протянул руку…

Ему предстояла ночная смена, и я с радостью остался с ним.

Натужно гудят моторы. Драга вздрагивает, мелко вибрирует пол в драгерке, где находится пульт управления. Повизгивая, медленно ползут наполненные мокрым песком ковши. Рука Михаила Антоновича — на рычаге. Во всех движениях чувствуется мастерство. Не зря он был единственным представителем от горняков Чукотки на Всесоюзных соревнованиях драгеров в Амурской области. Северяне не ошиблись в выборе. Лисецкий привёз приз — диплом за второе место — и несколько новшеств, применяемых амурскими золотодобытчиками.

Но бригадиру мало быть мастером своего дела, если он хочет достичь результата. Драгу обслуживает экипаж из 21 человека. У всех характеры разные и профессиональные навыки тоже неодинаковы. В экипаж постоянно вливаются новые силы — выпускники школ, в чём, наверное, есть заслуга и учителей, и работников комбината. Учителя дотошно и с большим интересом собирают документы, фотографии, воспоминания, относящиеся к истории прииска, и к этому поиску приобщают детей. Рабочие комбината не только оказывают помощь в оборудовании кабинетов, но и встречаются с ребятами, рассказывают о трудовых успехах, слушают отчёты школьников об учёбе.

Ежегодно в бригаду Михаила Лисецкого включаются два-три новичка из выпускников школы. Приезжают также молодые люди из разных концов страны. От того, как встретят их в рабочем коллективе, какая атмосфера в нём, зависит их дальнейшая судьба.

Четыре года назад пришёл на драгу Саша Маслюченко. На Чукотку он прибыл с Украины. Бригадир поговорил с ним.

— Женат? — спросил Лисецкий.

— Да, — вздохнув, ответил паренёк и добавил: — Жена, ребёнок, а у вас, говорят, с жильём туговато…

— Ты пока сильно семью не вызывай, сам поживи в общежитии, начинай работать, а мы что-нибудь придумаем.

Он ничего пока конкретного не пообещал, хотя с первого взгляда приглянулся ему новичок. С бригадой переговорил, и решили они сообща помочь Саше срубить домик. Директор комбината пошёл им навстречу: помог лесоматериалом. Вскоре в домике, который построили рабочие в свободное время, состоялось новоселье.

Забота о человеке возвышает его, способствует росту инициативы, расширяет границы мышления. Коллектив, в который попал Саша Маслюченко, помог ему в течение двух лет познать секреты профессии и стать квалифицированным специалистом. Но этого для Лисецкого мало. Он видит свою задачу шире. Он убеждён, что новая форма работы по подряду имеет своей целью не только повысить производительность труда. Для него гораздо важнее, чтобы человек мыслил творчески, самостоятельно, чтобы он дорожил честью коллектива. Сам бригадир, его хозяйская хватка — наглядный пример для подражания.

Однажды Лисецкий увидел, как во время мытья палубы вода попадает в электродвигатель вибратора. Позвал Маслюченко:

— Смотри, Саша, потеряем движок. Зальёт водой и замкнёт…

Маслюченко внимательно слушал, потом предложил:

— А может, его на подставочку, Антоныч?

— Подумай, подумай. Не торопись.

Через некоторое время Саша встречает бригадира снова:

— Есть более правильное решение…

— Какое?

— Мы его поднимем наверх. И тогда ему ничего не страшно. Драга потонет, а двигатель будет работать.

Бригадир удовлетворённо улыбнулся и протянул руку.

— Иди к Игнатову и вместе действуйте.

Вот таким образом многое рождалось на драге. И не только на драге.

Бригада Лисецкого, ежедневно перевыполняя планы промывки, взвалила дополнительную ношу: взялась за постройку на полигоне рабочей столовой, агитпалатки, нарядного участка.

Взялись за дело, в котором кровно заинтересован коллектив всего участка. Погода на Чукотке неустойчивая: зимой — мороз сорокаградусный да метели, летом, в июне, может пойти снег. Где обогреться, пообедать или послушать лектора, провести рабочее совещание?! Посёлок далеко. Не раз добрым словом вспоминают на участке эти постройки на санях. Не будь их, неизвестно ещё, как бы всё тогда кончилось…

В кабинете директора собрались начальники отделов, заместители. Шёл разговор об итогах дня. Зимой, как правило, горняки заняты ремонтом техники. Кампания не менее ответственная, чем промывочный сезон. Прудников разложил на столе график ремонта, хотел что-то сказать, как вдруг раздался резкий удар в окно, задребезжали стёкла. Все повскакивали с мест и бросились к окнам. Там уже вовсю свирепствовала пурга. Ветер неистовствовал, остервенело бросал большие хлопья снега, на глазах росли сугробы. Расположенная в пятидесяти метрах мастерская по ремонту горного оборудования куда-то исчезла, словно её там никогда и не было. Снежная пелена окружала контору комбината.

— Ситуация, как видите, меняется. Прошу всех руководителей отделов и цехов немедленно проверить наличие людей, — быстро произнёс Прудников и схватил телефонную трубку:

— Диспетчерская? Срочно передайте начальникам участков приказ: домой поодиночке никого не отпускать. Держаться всем вместе…

Раздался звонок.

— Быстрый? Слушаю вас, — кричал Прудников в трубку. Записав что-то на бумаге, озадаченно посмотрел на сидящего справа главного инженера Владимира Алексеевича Никитенко.

— В районе Быстрого застряли три автобуса с людьми, не хватило горючего. Слили остатки бензина в бак одного автобуса, пытались проехать — не смогли. Дорога в сплошных заносах.

— Нужен бульдозер, — подумав, предложил главный.

— И не один, а два. Так надёжнее, — уточнил директор.

Вскоре два трактора ушли по зимнику в направлении Быстрого. Через перевал идти было опасно.

Прошло три часа томительного ожидания. Директор, его заместители, главный инженер ждали звонка. Наконец, сообщили: автобус с людьми в посёлке Быстром, людей разместили в общежитии. На Ичувееме остался Степан Степанович Козанюк, начальник участка, с ним пятнадцать человек. Ждут транспорта. О том, что было на Ичувееме, лучше послушать промысловиков.

…Анатолий Копейко, драгер:

«Нам привезли новые отсадочные машины. Я с Нестором Фоминым занимался их установкой. Подходит Михаил Антонович и говорит: «Толя, закончите свою работу и можете уезжать домой». Мы на обед не пошли, справились немного раньше. Недалеко от нас — водокачка, куда машины приезжают за водой.

Я говорю Нестору: «Сходи, посмотри, может, машина подошла…» Прибегает он: «Толя, поехали, есть попутка», — кричит. Доехали до моста, как дунуло… Мы ехали, ветер порывами так хлестал — ничего не видно. Кое-как добрались до посёлка, и тут пурга разыгралась не на шутку. Я давно на Чукотке, но такого не видал…»

Когда Копейко уехал, вслед за ним скоро отправился автобус с людьми, второго автобуса ещё не было. Оставшиеся рабочие сидели, переговариваясь в столовой. Подул ветер, сметая снег с отвалов. Лисецкий вошёл в вагончик к Козанюку, устало сел на скамейку, почувствовал слабость в ногах: сказалась недавняя операция. Наверное, некогда было дома ещё отлежаться. Надо быть одному в четырёх стенах, ведь Зина на работе, уговорил врача и сегодня вот только что вышел.

Появился Козанюк. Шапка, воротник в снегу.

— Автобус, наверняка, уже не пройдёт, надо самим как-то выбираться, — сказал начальник участка и вопросительно посмотрел на Лисецкого.

А что говорит директор комбината? — спросил бригадир.

После некоторой паузы Степан Козанюк ответил:

— Связи с комбинатом нет… Наверно, порвало провода.

— Ну что же, тогда вагончик цепляем к бульдозеру — и в путь…

Позвали Мишу Литвинова, бульдозериста из бригады Гордийчука.

— Давай, Миша, заводи свой бульдозер.

Вышли втроём. За ними — Саша Богатырёв, электрик с драги.

— Пока вы будете готовить технику, проведу свет из кабины бульдозера в вагончик. Не в темноте же ехать…

Вскоре двинулись в путь. Ветер быстро набирал силу, метель стелилась кругом, фар и радиатора почти не видно. Тракторист, открыв кабину, часто высовывается, смотрит вперёд, стараясь угадать наезженную колею. В лицо ему — жёсткий, как песок, снег.

В каждым шагом продвигаться было труднее. Сквозь белый поток снега нельзя разглядеть дорогу, утопающую в сугробах. А что значило ошибиться бы на два-три метра: полетишь с отвала и поминай как звали. Трактор остановился.

С трудом открыв дверь вагончика, Козанюк оказался в глубоком сугробе. Как только он приподнялся, ветер небывалой силы ударил в лицо, сбил с ног. И тогда Козанюк пополз вперёд, трактору. По едва различимому шуму машины добрался до кабины и, переговорив с Литвиновым, вернулся в вагончик.

— Нужны ещё два добровольца в подмогу…

— Пойдём, — отозвался Лисецкий. — Что там надо делать?

— Сиди, Антоныч, не хорохорься. Опять на больничный захотел?! — сказал, вставая, Богатырёв.

— Правильно, правильно. Справимся без тебя, — послышался голос Григория Васильевича Дробяго, старшего машиниста драги.

Втроём, крепко взявшись за руки, низко пригибаясь к земле, они шли впереди бульдозера, отыскивая пожелтевшие комья снега. Силы иссякли, пот с талым снегом тёк по лицам, сразу же превращаясь в ледяную корку. Они вваливались в вагончик, отогревались и снова выходили навстречу стихии. Сутки продолжался этот необычный поединок. За 24 часа они прошли 12 километров и наткнулись на посёлок…

Полярная ночь — это сочетание однообразия красок и звуков. Всё приобретает однотонный серый цвет. Сквозь который чуть-чуть пробиваются желтизна осенней тундры и белые пятнышки снега, уцелевшего в это знойное лето. Кажется, навсегда исчезла луна. А бывают ли в полярную ночь звёзды?

Но так продолжается недолго. Вскоре на востоке далёкие сопки начинают постепенно покрываться золотистой краской, и тогда чувствуешь, что ты на земле, а не на каком-то необитаемом острове. Подул северный ветер, в драгерке зябко. Лисецкий закрыл фрамугу и включил электропечь. Рядом с ним, на столике, кипел чайник, лежала горка карамелек.

— В это время как раз тянет в сон, — признаётся он, разливая в эмалированные белые кружки горячий чай.

Драга, вгрызаясь в оттаявшую землю, медленно ползёт вперёд, оставляя горы отработанной массы. Лисецкий нажимает красную кнопку, опускает трап, по которому быстрой походкой сошёл на полигон верхний машинист Анатолий Лысенко. Впереди драги после бурильщиков осталось несколько игл, двухметровых стальных труб, которые используются для оттаивания вечной мерзлоты. Анатолий собрал иглы в безопасное место и направился к трапу. Можно было и оставить: пусть идут на дно котлована и никто о них и не вспомнил бы. Подумаешь, таких трубок у бурильщиков тысячи…

— Каждая такая игла, — говорит Лисецкий, — обходится комбинату в 50 рублей. Если закапывать, то не напасёшься. Сделаны они из высокопрочной стали…

Такое же бережное отношение у коллектива драги ко всему: к электроэнергии (всюду, где только возможно, Саша Богатырёв заменил обычные лампочки на люминесцентные, сконструировал более экономную электропечь, переставил прожекторы и выключатели, смонтировал у пульта, чтобы не бегать на корму каждый раз). Ну, а как сократить вдвое расход троса?

— Нужно смотреть и правильно его крепить. Так, чтобы трос меньше тёрся о грунт, чтобы «задир» не было.

Умеют труженики беречь и время. Секрет прост: Лисецкий выбил у начальства и установил с ребятами на драге токарный станок, шлифовальный станок. С любой поломкой раньше в посёлок ехать надо было. Концы не близкие. Научил всех рабочих бригады точить, варить, паять, резать. Теперь на участке знают: если что-то где-то сломалось, надо идти к дражникам, они помогут.

Сам бригадир привык работать с перспективой: в конце смены обойдёт драгу, внимательно осмотрит и зафиксирует: где смазка нужна, где подтянуть гайку, а где запасные части требуются. Вот так зёрнышко к зёрнышку, смотришь — высокая выработка.

…Детство прошло в белорусской деревне. Если быть точным, то детства как такового не было. Трудное время войны. Отец — на фронте, хату сожгли фашисты. Миша в семье был самым старшим. Хорошо, что добрые люди приютили.

Вернулся отец с фронта. Колхоз выделил лесоматериалы, и стали они строить свой дом. С утра отец на работу, Миша топор в руки и тоже за работу — всему научил его отец: строгать, пилить брусья на доски, настилать полы. Сверстники бегут мимо, зовут на озеро, в лапту играть — ему некогда: надо выполнить задание отца. Такими были отцовские уроки. Когда избу построили, отец и говорит, глядя на старшего сына:

— Зима на носу, дровишки нужны. Бери с собой меньшого и айда в лес…

Такова была педагогика отца, участника двух войн, ветерана труда, здравствующего поныне, несмотря на свои девяносто лет.

Линию отца, не сговариваясь, конечно, продолжил мастер в ремесленном училище в Ленинграде — Николай Иванович Полухин. Заприметил он в деревенском парнишке тщание и хватку и стал с каждым днём усложнять для него задание. Сперва Миша изготовил простой угольничек, потом штангенциркуль, а на выпускном экзамене уже сумел фрезерный станок настроить. Один он из двадцати пяти выпускников получил четвёртый разряд. Мастер, прощаясь с ним, говорил представителю Кировского завода:

— Вот этому парню можно доверять самые сложные задания…

На следующий год слесарю-наладчику Лисецкому был присвоен пятый разряд…

После армии добровольцем он едет на Крайний Север. Ему давно хотелось мир повидать. И здесь, как он говорит, ему повезло на хорошего человека — это был Николай Зосимович Анащенко, опытный драгер, умелый воспитатель, коммунист. У него Лисецкий начинал матросом…

Полярную ночь быстро сменил рассвет. Внизу матросы — два парня — засуетились. Включив насосы, они стали мыть черпаковую цепь, железную палубу — готовить драгу к сдаче новой смене. Я присел на диван, который стоял в углу драгерки, и незаметно для себя уснул. Через полчаса я проснулся и обнаружил на себе куртку бригадира…

Когда драгеру Михаилу Антоновичу Лисецкому вручали Золотую Звезду, он, не скрывая волнения, сказал:

— Этой наградой высоко оценен не только мой труд, но и труд моих товарищей: Степана Степановича Козанюка, Григория Васильевича Дробяго, Анатолия Петровича Копейко, Саши Богатырёва, Лёни Игнатова, Саши Маслюченко… Спасибо вам, дорогие товарищи!

В зале долго не смолкали аплодисменты.



Биография предоставлена краеведами Константином Гайдуковым и Борисом Матвеевым (город Витебск, Республика Беларусь).

Биографию подготовил: Евгений Малашёнков