Пригода Юрий Иванович – оператор стана Ждановского металлургического завода «Азовсталь» имени С. Орджоникидзе Министерства черной металлургии Украинской ССР, Донецкая область.

Родился 1 января 1938 года в городе Артёмовск Донецкой области Украинской ССР (ныне – Украина) в семье хлебороба. Украинец.

Отец погиб на фронте в 1943 году. Окончил семилетнюю школу, а в 1954 году – Харьковское ремесленное училище № 15 в городе Харьков Украинской ССР. Работал на Харьковском станкостроительном заводе, после чего жил и работал токарем машинно-тракторной станции в селе Сары Гадячского района Полтавской области, где провел детство и юность. В 1957-1974 годах работал резчиком горячего металла, оператором прокатного стана «2600» металлургического завода в городе Ворошиловск (с 1961 года – Коммунарск, с 1991 года – Алчевск) Ворошиловградской (в 1958-1970 и с 1990 года – Луганской) области.

С 1974 года – оператор, затем старший оператор стана «3600» толстолистового цеха Ждановского металлургического завода «Азовсталь» имени С. Орджоникидзе в городе Жданов (с 1989 года – Мариуполь) Донецкой области.

Достраивал стан «3600», открывал его и прокатал на нем первый лист металла. За высокие производственные достижения неоднократно награждался орденами и медалями.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 ноября 1983 года за выдающиеся производственные достижения, успешное выполнение плановых заданий и социалистических обязательств по выпуску продукции, улучшению ее качества и проявленную трудовую доблесть Пригоде Юрию Ивановичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

Жил в Мариуполе (Украина). Умер 11 декабря 2002 года. Похоронен в селе Саханка Новоазовского района Донецкой области Украины.

Лауреат премии Совета Министров СССР (1976) – за активное участие выпуска труб в северном исполнении.

Почетный гражданин города Жданова (1987). Почетный металлург СССР (1982).

Награжден 2 орденами Ленина (19.02.1974; 18.11.1983), орденом Трудового Красного Знамени (30.03.1971), медалями, в том числе "За трудовое отличие" (22.03.1966).

Публикация с сайта http://lyubeznyj.narod.ru/

ВЛАСТЕЛИН МЕТАЛЛА

Юрий Иванович поднялся в застекленную кабину оператора, где уже в полном составе собралась вся бригада, ровно за полчаса до начала работы. От глаз ребят не скрылось, что в руках у него был большой букет сирени. Кто-то даже присвистнул от удивления.

— Юрий Иванович, это какой у нас в бригаде сегодня праздник? Может, день рождения чей забыли?

Старший оператор стана «3600» Юрий Иванович Пригода открыл шкафчик, взял графин с широким горлом, налил воды, опустил туда ветки сирени и поставил букет в центр стола, за которым бригада обычно чаевничала.

— Ну как, красиво? Красиво. Вот этим все и сказано. А вы — день рождения, праздник... Праздник можно каждый день вот таким простым способом устраивать.

И, глядя на чуть сконфуженные лица парней, уже другим деловым тоном сказал:

— Ладно, хлопцы, побалагурили и хватит. Пора за работу приниматься. Саша,— это он к своему помощнику, второму оператору Александру Бибакову,— как клеть сегодня ведет себя? Нормально? Ну, тогда все по местам, сделаем профилактику оборудования и начинаем работать.

Хлопцы взяли цветные пластиковые шлемы и потянулись гуськом к выходу. Про сирень никто больше старшего оператора не спросил. А чего спрашивать — и так всем видно, что красиво. И сам Юрий Иванович посчитал нескромным объявлять ребятам, что у него сегодня пусть небольшой, но праздник — ровно десять лет назад, день в день, он пришел работать на «Азовсталь», на этот вот ставший теперь уже родным стан «3600».

Десять лет... Не так уж это и много—в бригаде есть и такие, кто и по тридцать, и по сорок лет на одном месте отработали. Но если к этим десяти годам на «Азовстали» прибавить еще семнадцать, что трудился он на Коммунарском металлургическом, тогда и получится, что большая часть жизни все-таки уже за плечами.

А что же за жизнь прожил Юрий Иванович до того, как стал металлургом?

Да обыкновенную жизнь. Не легче других. Я никогда не был в деревне Сары, что в Полтавской области, поэтому описывать ее не стану. Наверное, и так можно представить себе живописную украинскую деревушку, расположенную на берегу речки Псел и удаленную от железной дороги на 70 километров. Нет, он родился не в этой деревушке, а в шахтерском городе Артемовске, как раз в новогоднюю ночь 1938 года. Естественно, по малолетству города он не помнит, зато хорошо помнит деревушку Сары, родину отца.

Дети, родившиеся за несколько лет до войны, отличаются не тем, что они хорошо помнят войну, а тем, что война — это первое, что они помнят.

И сейчас, уже много лет спустя, получив возможность сравнивать, Юрий Иванович все-таки говорит не о том, чего лишила его война в детстве, а о том, чем оно, военное детство, памятно ему. Памятно деревенской избой, садом, зеленым лугом, простиравшимся к самой речке... Памятно совсем не детским трудом: за что ни возьмись, все надо было делать двум братьям — ему и Виктору и сестренке Ане самим—и пахать, и сажать, и полоть, и урожай собирать.

Юре было пять лет, когда мать получила на отца похоронку. В четырнадцать лет, окончив семилетку в деревне, Юра поехал поступать в ремесленное в Харьков, а Виктор — в Коммунарск. И тут и там у них были тетки, вот под их присмотром братья жили и учились — так все-таки надежнее.

Через два года Юра уже имел твердую профессию—токарь V разряда. Стал работать на Харьковском станкостроительном, только оказалось, что это не его судьба. Поехал он в отпуск в свою деревню, зашел как-то на двор МТС, а там безжизненно стоят трактора, косилки, веялки—какая-нибудь железяка пустяшная поломалась, а заменить нечем, токаря в МТС нет. Юра за несколько дней все, что надо, и выточил чин по чину: болты, шпонки, гайки всякие. Техника сразу ожила, и парню было приятно слушать уговоры председателя колхоза остаться в МТС. А тут еще мать всплакнула: дескать, выросли дети, да и разбежались из родительского дома. Так он стал работать в колхозе токарем.

В ту пору как раз зародилось движение за освоение целины. Пригода поверил, что это дело как раз для него, и мечтал отправиться в казахстанские степи. Колхозный токарь, думал он, пригодится там, в необжитых целинных просторах. Но судьба и в этот раз его обошла: не дали ему заветной комсомольской путевки, так как не было тогда Юре еще и восемнадцати лет.

Судьба выбрала его чуть позже. А подтолкнул брата в объятия этой самой судьбы Виктор. Окончив ремесленное в Коммунарске, он работал кузнецом на металлургическом заводе. Летом приехал в деревню отдыхать. Посмотрел, как Юра токарит в МТС, и говорит:

— Знаешь, брат, у нас на заводе строят мощный стан «2800», рабочие там нужны, перебирайся ко мне.

Ох, и заманчивые слова произнес брат: ведь Юре всегда хотелось большой судьбы, большого дела. Он поехал, увидел, что там уже таких пацанов, как он, много, и решил остаться.

На заводе его определили резчиком в толстолистовой цех — «тягать» обрезки металла. Работа, конечно, не для слабых. Стоишь в метре от раскаленного металла, от спецовки дым идет, а нижняя рубашка так солью пропитается, что делается полосатой. Сначала руки болели сильно — спать не мог; клал их за спину, прижимал телом и только тогда засыпал. Через месяц втянулся, и, хоть жара в цехе была неимоверная и грохот стоял адский, ему нравилось находиться в этом огненном царстве металла.

Но, видно, та самая судьба, к которой он так стремился, решила испытать его на крепость. Пригода стоял у огромных ножниц, которые режут металл, смотрел, как стальной лист идет им навстречу, и, очевидно, сделал какое-то неловкое движение. Зацепился за угол листа, и рольганг потянул его к ножницам. На его счастье они как раз были перекрыты— Юрию только кожу на коленях срезало да ногу сломало. Чудом жив остался.

Три месяца Юрий пролежал в больнице. Организм молодой, все скоро зажило, а вот ощущение, что на ногах стоять трудно, осталось. В восемнадцать лет инвалидность получить—было от чего приуныть. Нога гнулась плохо, но он решительно не желал оставаться инвалидом. Так же, как прежде, приходил в цех, вставал на свой пост и делал привычную работу. Выйдет свободная минута— бежит наверх, туда, где операторы сидят, станом командуют. Те тоже приметили паренька с характером—знали, что побывал в аварии, но не струсил, не бросил профессию, остался с ними в одном строю. Отмечали его напористость, мужество, волю, а он незаметно для себя и для посторонних глаз все больше и больше понимал, что без этой горячей, до седьмого пота работы уже не сможет жить.

И однажды случилось чудо. Старший оператор стана Василий Орловский вдруг поднялся со своего кресла и кивнул Юрию:

— Ну-ка, садись, попробуй «штуку» прокатать.

Была, видно, в нем уже тогда некая «операторская косточка», которая помогла ему — конечно, под присмотром Орловского—справиться с той «штукой» в пять тонн. С того дня у Орловского появился новый ученик—Юрий Пригода. Так он начинал.

И твердо, как цену хлеба, знал, что рабочее место—отныне и навсегда его место в жизни. Осознание этой простой и четкой мысли поднимало упорного Пригоду по трудным ступеням роста—к красивой работе, тонкостям профессии, творчеству.

С каждым днем Орловский замечал, что все уверенней становятся движения, наливаются силой и крепнут мускулы его ученика. Теперь нередко он менялся местами с напарником, и тот, гордый доверием учителя, работал споро и ловко, подавал слябы по рольгангам к клети так же плавно и уверенно, как и сам Орловский. Но иногда наставник все-таки недовольство высказывал:

— Юра, ты сел неправильно, значит, и катать будешь не так, как надо. Не спеши, работай руками плавно, и голова будет работать спокойно.

В учениках у Орловского он проходил год: был сначала вторым помощником оператора, затем первым и, наконец, Орловский дал ему «добро» на самостоятельную работу. И пошло, и закружилось: чтобы лучше понимать металл, Юрий идет в вечернюю школу — металлургу обязательно среднее образование. Здесь же, в цехе, вступает в комсомол. Три года подряд комсомольцы избирают его комсоргом — с этого времени общественная работа вышла для него на первый план. Каждое воскресенье он организовывал для ребят поездки за город — поиграть в футбол или волейбол, поплавать наперегонки на озере. Там однажды и познакомился с будущей женой Верой. Ей, приехавшей совсем недавно из белорусской деревушки, нравилось тут, в Коммунарске, все: и коксохимический завод, на котором она работала, и бурная комсомольская жизнь, и подружки, а теперь вот и парень чернобровый приглянулся. Юрий Иванович, когда в настроении, посмеивается:

— Да не спорь ты, Вера... Ты же меня первая разглядела на озере.

— Пусть первая разглядела, — смеется она,— а подошел ко мне ты первый.

Завод предоставил молодоженам двухкомнатную квартиру. И Юрий окунулся в домашние хлопоты: сам мебель делал — табуретки, тумбочки, полки, стенные шкафы, а когда участок за городом на Исаковском водохранилище получили, стали туда по выходным ездить: отхожую землю превращали в цветущий сад. И превратили за те 17 лет, что прожили в Коммунарске.

Комсомольский задор в нем по-прежнему не угасал, только теперь все сильней и сильней его притягивал к себе стан, ставший родным, привораживали горячий металл и люди, которые сделали из него рабочего человека.

Так вот и получилось, что именно профессия прокатчика оказалась полностью созвучной его внутренним и до того неведомым ему самому устремлениям. («Верите, я и сейчас мог бы стать за токарный станок и выточить любую деталь, но знаю, что это не мое. Не мое, и все!») Этим словам Юрия Ивановича нельзя не верить. Потому что у человека и металла есть один общий закон— закон их противоборства и союза. И закон этот вечен. Если человек однажды подержал раскаленный металл, что называется, в руках, ощутил его силу, а укротив, почувствовал и свою, к тому же большую, чем у металла, силу, ему уже никуда не уйти от него. Это постоянное противоборство заставляет человека каждую новую смену искать с металлом встречи, а встретив и хлебнув раскаленной его мощи и красоты, бороться с ним до победы.

Счет в этой борьбе идет на секунды, и за эти секунды оператор успевает вложить в подвластную ему автоматику все свое человеческое и рабочее могущество. Причем делает он это почти что с научным осознанием конвейерной секунды: когда многое регламентировано оборотами электродвигателей, особый смысл приобретает все то, что зависит непосредственно от твоих знаний, сноровки, ответственности. От тебя лично и от товарищей на всех постах стана.

Работали они хорошо, фотография Пригоды впервые появилась на доске Почета цеха, а вскоре товарищи поздравили его с первой наградой — орденом Трудового Красного Знамени. Здесь не было ничего от везения. Пригода работал хорошо и талантливо, награда была им заслужена, как заслужены ордена на гимнастерках солдат.

По-прежнему чуть ли не каждое воскресенье Юрий с товарищами со стана— конечно, с женами и детьми—выезжали на Азовское море: отдохнуть, покупаться. Ну и, конечно, их, металлургов, манило развернувшееся на «Азовстали» строительство нового уникального стана «3600». Все газеты только так и писали тогда о стане: уникальный, крупнейший в мире, последнее слово металлургии. Им тоже понравился новый стан, действительно, впечатляющая картина. А тут как раз в Коммунарске появился старший мастер с «Азовстали» Леонид Андреевич Харченко. Спрашивает Пригоду:

— Хотел бы работать на новом стане? Вопрос этот попал в точку: Юрий Иванович уже вынашивал в душе такую идею. Были, конечно, у него и сомнения: волновала судьба детей — Оли и Андрея — да и с обжитого места уезжать будет нелегко, перебираться в неведомый Жданов. Как-то там будет? И все-таки он ответил утвердительно. Потому что ему снова, как это уже было много лет назад, когда только начиналась целина, захотелось испытать себя в большом деле.

О том поворотном в их жизни моменте Вера Алексеевна вспоминает:

— Коммунарску отданы 17 самых лучших молодых лет. И прожиты они были энергично и интересно. Там у нас родились Оля и Андрюша, родня оставалась, друзья, но что поделаешь, если Юре свою фамилию захотелось оправдать,— Вера Алексеевна смотрит с улыбкой.— Вы разве не знаете? Пригода же с украинского переводится как «приключение». Вот и завладела им романтическая страсть к перемене мест. Ну, конечно, и новый стан, что строился на «Азовстали», притягивал, манил своей силой и мощью...

Прибывшие в Жданов с разных металлургических заводов страны прокатчики, вальцовщики, резчики, гидравлики успели как раз к монтажу основного оборудования. К майским праздникам 1973 года стан-гигант принял почти законченные формы. На всех постах колдовали наладчики—до горячего опробования стана оставались считанные дни.

К этому торжественному событию тщательно готовились все: строители, монтажники, наладчики, сталевары и, конечно, прокатчики. Среди восьми экипажей операторов развернулось соревнование за право прокатать первый сляб— это право завоевал экипаж старшего оператора Юрия Пригоды. И вот наступило 16 июня—на шесть месяцев раньше предусмотренного обязательствами срока по команде старшего мастера стана Леонида Харченко открылась заслонка методической печи, и на рольганги легла первая огнедышащая заготовка. На вертикальной клети ее принял оператор Николай Гайдук. Манипулируя рукоятками, он осторожно направил заготовку старшему оператору черновой клети Юрию Пригоде. Раз за разом пропуская раскаленный сляб между рабочими валками, он превращал его в длинную и широкую полосу — стальной лист. Всего шесть раз прошел между рабочими валками первый в истории стана «3600» огнедышащий «раскат». Вальцовщики точно замерили его параметры: длина — 8 метров, ширина — 3 метра, толщина — 30 миллиметров. Сегодня этот лист как памятник стоит на площади перед заводоуправлением «Азовстали».

В новом коллективе стана люди подобрались разные—вместе со старожилами Жданова трудились новички с Урала, с Орско-Халиловского завода, с Череповецкого и Коммунарского. Всем им предстояло теперь стать азовстальцами.

Есть у металлургов такой термин: центры кристаллизации. Центры эти образуются в металле, когда он затвердевает. Число их быстро увеличивается, и, наконец, кристаллизуется весь слиток, металл становится монолитным.

Вот такими, образно говоря, центрами кристаллизации в коллективе цеха стали коммунисты — они вели людей за собой, показывая пример и в работе, и в жизни. Пригода вошел в работу сразу, без вживания в новую среду. В коллективе тоже сумели разгадать в нем человека с хорошей трудовой закалкой и не ошиблись. Его сразу избрали председателем профбюро—в бригаде, где работает 375 человек, должность эта ответственная и хлопотная. Его уважали за твердый характер, душевную доброту и справедливость, и на следующий год коммунисты выдвинули Юрия Ивановича своим лидером—партгрупоргом участка стана.

И хоть требовательность и принципиальность его, случалось, не всем нравились, но всегда были на пользу и делу, и самим людям. Это в конце концов осознавал каждый.

...Шел уже четвертый год работы Юрия Ивановича на стане «3600», работы успешной, заслуженно отмеченной орденом Ленина, как вдруг ему предложили перейти старшим оператором в другую бригаду. Ту бригаду лихорадило. На низком уровне была трудовая дисциплина. Бригадира же занимало только одно: план, план и план. Тонны. А они не всегда получались.

Эпизод этот более чем семилетней давности. Сейчас, задним числом, Юрию Ивановичу все кажется ясным и понятным, какие могли быть сомнения— переходить или не переходить? А тогда, вернувшись из парткома в цех, он огляделся вокруг и неожиданно почувствовал, как холодок пробирается в душу: поддержат ли его новые товарищи? Ведь тут, в старой бригаде, люди давно друг к другу притерлись, все привычно, сложилось особое отношение к работе, к общему делу, а как будет на новом месте?

Справедливости ради надо сказать, что встретили его там без распростертых объятий. Первый, с кем столкнулся Пригода, был такой же оператор, как и он, Серафим Гололобов. Степенный, угрюмый, он обо всем имел наготове свое мнение. Вот и новому старшему оператору, чуть что, бывало, кинет: «Мы так не привыкшие работать». Пригода ему спокойно: «Что ж, теперь придется менять порядки. Жизнь ведь сама заставляет нас по-новому работать». Портить отношения Пригода с ним не собирался, но все же однажды не выдержал, прямо сказал, как отрубил:

— Знаешь, Серафим, чтобы нам с тобой не ругаться, давай я помогу тебе перейти в ту бригаду, куда ты сам захочешь, где тебя порядки больше устроят. После этих слов Серафим и сам понял, что Пригоду ему не пересилить, рассчитался с заводом и уехал. На собрании бригады Пригода сказал:

— Работать не в полную силу, так, как работали вы до сих пор, скучно. Гораздо радостнее труд, да и сама жизнь интереснее, когда устанавливаешь какой-то рубеж и стремишься к нему. Пусть даже и на пределе сил. Давайте отныне так и будем работать,—заключил он свою короткую речь, а сам про себя неожиданно подумал: а ведь грош цена будет этим словам, если я не заражу их своим личным примером.

Вскоре рабочие и сами заметили, что новый старший оператор—очень добросовестный и надежный человек. За производство болеет всей душой, переживает каждый срыв. Риск в его работе всегда оправдан, а чаще просто исключен—ведь прокатай он не то, что надо по заказу, вся бригада несет материальную ответственность за промах одного человека. А главное—вдруг спокойно, ровно, без нервотрепки они начали работать, Стали забывать, как сначала встречали в штыки каждое его замечание, как не хотели принимать его принципиальности. Пригоду теперь понимали с полуслова и уважали, и это еще одно доказательство того, что рабочие люди порядок и дисциплину ценят больше, чем расхлябанность и неразбериху.

Словом, получилось именно то, чего с самого начала добивался парторг Пригода: не для себя, а для дела, для своих товарищей, для всего цеха. План бригада стала изо дня в день перевыполнять, резко выросло качество продукции.

Пришло и к самому Юрию Ивановичу признание. В 1982 году он стал "Почетным металлургом СССР», чуть раньше получил премию Совета Министров СССР, у него появились ученики, и многие из них стали неплохими операторами. Например, Павел Гуменюк, Сергей Надежденко, Анатолий Ткаченко...

Мы много сегодня говорим и пишем об опыте отличной работы передовиков, справедливо придаем ему важнейшее значение, но до чего же трудно бывает иной раз проникнуть в этот опыт, понять и перенять его. Ведь отличная работа в нашем нынешнем толковании—понятие очень сложное и многообразное. Его не определить только двумя привычными показателями: большое количество и высокое качество. Ибо есть еще и третий, не менее важный показатель: а какой ценой? И четвертый: а в какие сроки? И самая ценная часть передового опыта — в ответах на эти вопросы. Как же отвечает на них Пригода?

— Все в нашей жизни взаимосвязано,— говорит Юрий Иванович.— Прежде всего надо беспредельно любить свою работу. Ведь в самом человеке заложен вкус к работе. В чем он, этот вкус? В победе, я так считаю. Вот прокатал я за смену много разных профилей без единого брака — значит, победил. А мне в следующую смену хочется сработать еще лучше. И постепенно привыкаешь только так и работать — это как привычка утром после сна сначала помыться, а потом уже идти на улицу.

Любовь к работе, конечно, это одно, но оператору нужно еще и особое понимание металла, который он катает в данный момент. Ведь одна марка стали требует, чтобы ее получше обжали, другая—чтобы поласкали, погладили понежнее, третья—сразу же, как только попадает с вертикальной клети на черновую, требует высокую температуру, а четвертая наоборот: нагрей ее так, как третью, рваться начнет, сквозь металл мигом пойдут трещины, рванины, значит, ей полезен осторожный, постепенный нагрев. Затем и сидит отдельно от всех, в специальной кабине, оператор, чтобы чувствовать металл и головой и сердцем, прислушиваться ко всем его «просьбам».

До чего же красив стан сверху, из этой застекленной кабины! Вот по команде мастера стан пришел в движение. Ожили валки, приводы, ножницы. Из зева огромной нагревательной печи, словно спасаясь от тысячеградусной жары, выкатывается раскаленный сляб. Вот он побежал, нет, понесся навстречу могучим обжимным клетям, сила давления которых — пять тысяч тонн. Сначала на черновой клети пышущая жаром заготовка катается до нужных размеров и, наконец, попадает в объятия чистовой клети, где прокату уже окончательно придается требуемая толщина. Двадцатитонный слиток обработан с точностью до нескольких миллиметров — ювелирная работа!

Я провел у Пригоды на посту несколько часов, стоял за его спиной, смотрел, как он управляется с горячим металлом, и все боялся задавать вопросы. Ему действительно разговоры вести некогда: когда он сидит за пультом, в глазах его можно рассмотреть такое выражение, будто он все время что-то высчитывает в уме. А ведь так оно в принципе и есть. Все его внимание обращено на стрелку циферблата клети, показывающую допустимые пределы сжатия. Не отнимая рук от рукояток и переключателей, Пригода время от времени передавал команды по селектору, руководил прокаткой, словно дирижер оркестром. Кто-то невидимый ему так же кратко и четко отвечал, и было видно, что Пригода работой доволен.

Когда стан работает нормально, слябы несутся по рольгангам один за другим, словно ракеты. Поглядеть в этот момент на оператора со стороны — хорошая, спокойная работа у человека. Сидит себе в кресле, точь-в-точь как у летчиков, над головой мягко жужжит кондиционер, музыка приятная льется с потолка. Цех, громада стана перед ним, как на ладони, и он над всем этим полновластный хозяин. Ручки да рычаги всякие спокойненько нажимает. А за этим спокойствием колоссальное напряжение, ежеминутный риск и оправданный расчет, что не каждому по плечу. Тут управляться надо быстро — минуты экономить. Каждая минута—один-два сляба.

— Работает Юрий Иванович с такой легкостью, с таким артистизмом, в таком высоком трудовом порыве,—говорит мастер стана Борис Благодарь, — что, глядя на него, воочию постигаешь смысл слов «Человек в труде прекрасен!»

Сегодня стан работает, как часы. И это радует всех. Трудностей в последнее время и так было немало. Уходят на заслуженный отдых ветераны, на их место приходит молодежь, которой еще учиться и учиться.

— Недавно у нас в бригаде произошли перемены — прежнего старшего оператора проводили на пенсию, и встал вопрос: кого назначить на его место? — рассказывает начальник смены Виктор Васильевич Качковский.— Снова, как это уже было несколько лет назад, обратились за помощью к Юрию Ивановичу. Переводим его из бригады № 2 в бригаду № 4. Перевод оправданный — заложенные им во второй бригаде сплоченность, сработанность остаются с теми молодыми мастерами, которые прошли школу Пригоды. Теперь задача состоит в том, чтобы и в четвертой бригаде с приходом Юрия Ивановича образовался настоящий рабочий костяк. Мы верим, что он и здесь станет настоящим, признанным вожаком. Ведь он теперь у нас Герой Социалистического Труда — это высокое звание ему присвоено за выдающиеся производственные достижения и в связи с 50-летием «Азовстали».

В третий раз уже приходится Пригоде привыкать к новым людям, брать новые социалистические обязательства. А люди-то в бригаде все разные. Один пытлив и настойчив, другой поотстал, ленится не только книжку интересную, а и газету-то сегодняшнюю прочитать, и слова его, небрежные, с иронией—не что иное, как невольная попытка скрыть от чужих глаз духовную отсталость. Вот с такими ему, партгрупоргу, прежде всего и надо работать, выводить их в люди. А это делается, известно, не за месяц-другой.

Бригада нашла общий язык с новым старшим оператором. Он стал ее лидером, и это только еще крепче сплотило, объединило людей. Как следствие, скоро ликвидировали аварийность—это был бич номер один для бригады. Ведь аварийность проистекает только от расхлябанности, там, где нет настоящей трудовой дисциплины. А сегодня в бригаде уже и не припомнят, чтобы кто-то на смену опоздал или пришел с запахом спиртного.

Бывает, Юрий Иванович специально задержится в цехе — посмотреть, как в прежней бригаде справляется с работой один из его учеников — Александр Бибаков. Постоит у пульта, посмотрит с удовлетворением, как тот уверенно катает «штуку» за «штукой», и пойдет спокойно домой. Надежный получился оператор из молодого рабочего с армейской выучкой. А первое время, когда Саша пришел из армии и прямо-таки рвался в самое пекло работы, Пригоде приходилось его сдерживать:

— Стан наскоком не возьмешь, терпение нужно, мастерство приходит с годами. А ты не спеши. Покажется вдруг, что все освоил, подхалтуривать начнешь, стан не простит...

Вот так, как когда-то его самого учил Орловский азбуке профессии прокатчика, учит теперь и он своих учеников. И еще не забывает, конечно, про азбуку человеческих отношений, учит молодых рабочих разбираться в истинных ценностях жизни. Для самого Юрия Ивановича превыше всего в этих ценностях честное отношение к труду, к своей профессии, к общественной работе.

А вот какой штрих к портрету знатного металлурга добавил заместитель секретаря парткома «Азовстали» Виктор Михайлович Пантелеенко, характеризуя Пригоду как партгрупорга и члена райкома партии:

— Честное слово, каждый раз испытываю огромное удовольствие, когда слушаю Юрия Ивановича. Говорит коротко, образно, эмоционально и всегда по делу. В подтверждение этих слов приведу короткую выдержку из выступления Пригоды на собрании партийно-хозяйственного актива «Азовстали», обсуждавшего пути выполнения поставленной партией перед всеми тружениками задачи — повысить сверх плана на 1 процент производительность труда и снизить себестоимость продукции на 0,5 процента.

— Сегодня всем нам предельно ясно, чем нужно заниматься и как заниматься, чтобы выполнить это задание партии,— сказал Юрий Иванович Пригода.— Во-первых, надо заботиться о профессиональном уровне молодых рабочих. А это значит не только помогать им, но и требовать. Доводить до сознания каждого, что принятые высокие обязательства—для всех. Во-вторых, обеспечить надежные темпы внедрения новой техники, передовых приемов труда. Мы у себя в цехе подсчитали, что, работая по такой программе, уже в этом году можем дать дополнительно 12 тысяч тонн проката. Вот и получается, что нам с вами, товарищи, работать по этой программе и лучше, и эффективнее, и выгоднее. «Нам, — говорит он.— Для нас». И имеет в виду, конечно, не самого себя, и не цех свой даже, а весь завод. А может быть, и не только завод.